Лето в Петербурге

Лето в Петербурге


Три года назад в конце июня у меня снимала комнату девушка Сара из Англии.
Когда мы обсуждали погоду, она говорила:

- У вас тут холоднее, чем у нас. И еще у вас очень резко меняется погода. Вчера было +20, а сегодня уже +12!
- Это просто какой-то неудачный июнь выдался - отвечал я - Обычно в июне тепло.


Два года назад в конце июня ко мне приезжали друзья из Ульяновска.
Они ходили в куртках и мокли под дождем. Они говорили:

- Блин, ну и погодка. И это всегда так?
- Нет - отвечал я - Просто в этом году так получилось. Бывает.


Год назад в Петербурге вообще не было лета.
Ну было, конечно, дней эдак десять в сумме. Но на этом все.

В этом году можно посмотреть в окне, потом на градусник, потом вспомнить, сколько было в июне теплых дней, и все станет ясно.


Не знаю, как насчет глобального потепления, но вот новый ледниковый период явно все ближе.
Пройдет еще лет пятнадцать, и летом в городе будет не больше +18, а зимой не холоднее -8. Тогда начнут люди собирать вещи и уезжать из Петербурга обратно. Например, в Сибирь и на Дальний Восток, где сейчас жара - в Новосибирске +26, а в Якутске +30, в Хабаровске +28.

- Не могу, - скажут, - жить в вашем климате! Мы там у себя в сорокоградусных морозах в футбол на улице играли, а как в Питер перебрались, так все время носом шмыгаем и горло полощем. Ни лета у вас нормального, ни зимы человеческой - одна серая хмарь. Живите тут сами!


Так потихоньку и поуедут - кто вглубь материка, кто в Европу, кто Азию.
И застынут в молчании пустые высотки Кудрово, Парнаса и Девяткино; на детских площадках Проспекта Ветеранов будут пастись лоси и дикие кабаны; а в заброшенном Окее у метро Купчино поселится старик-отшельник пишущий Великий Русский роман за прилавком, где когда-то продавали филе трески и живых карпов.



Оставшиеся жители переберутся ближе к центру, а метро ограниченчат кольцом Крестовский-Черная речка-Выборгская-Новочеркасская-Обводный-Московские ворота-Нарвская-Василеостровская.
На остальных станциях закроются тяжелые двери, погаснет свет, и они уйдут в глубокий анабиоз до лучших времен, если таковые вообще настанут.

Туристы все еще будут приезжать в город, но мало кто из них пойдет на обаяние белых ночей и решит остаться. Коренные ленинградцы будут иногда отлавливать на улицах загорелых приезжих из Екатеринбурга и спрашивать:
- Ну как вам у нас?
- Очень нравится! Такой город красивый! Погода вот только не очень.
- А вы к нам переезжайте. - будут предлагать ленинградцы. - У нас места много! Город большой! А погода - ну что погода. Привыкаешь со временем.
- Нет, спасибо! - рассмеются в ответ загорелые екатеринбуржцы. - Мы уж лучше у себя на Урале.


Потом станет еще холоднее, и с севера придут сумрачные скандинавы.
Они приедут на Теслах и внедорожных велосипедах с широкими шинами и попросится в Петербурге, потому что после ослабевания Гольфстрима их страны превратились в непригодные для жизни заснеженные равнины, где стоят промерзшие насквозь аккуратные домики, да заиндевевшие покосившиеся ветряки. И конечно Петербург их примет - люди они хорошие, работящие, к непогоде привыкшие. Пускай забирают себе обезлюдевший Приморский район и пустую и мертвую башню Газпрома, где на самом верхнем этаже живет одна только сошедшая с ума бывшая топ-менеджер, которая без конца проводит встречи и планерки для своих тридцати кошек.



Так пройдет еще несколько лет, и одна темная ночь, когда ледяные ладони как ореховая скорлупку раздавят Часовню Тишины в Хельсинки, к Петербургу придут на лыжах последние финны.
Никакой границы между Россией и Северными странами до тех пор, пока не будет, но на подходе к городу останется символический пост-избушка, в которой поселится Иван Верещагин - самопровозглашенный Последний Пограничник Севера. В тулупе поверх куртки Columbia и с охотничьим карабином на плече он выйдет навстречу финнам.

- Куда вы теперь, Юсси? - спросит он главного финна в шапке с Муми-троллем.
- На юг - ответит тот. - Таймаасса. Бангкок. Пойдешь с нами, Иван?
- Не могу - скажет Верещагин - Служба!


Тогда финны молча оставят у него избушки, закупоривают, забивают, вступают в битву, вступают в битву с собой.
А Верещагин помашет им в руке и вернется в избудье на горячую свечу и портрет Льва Толстого.



А еще через несколько лет в Петербурге не останется никого.
Он застынет в морозном плену, и никто уже не закажет коктейль Боярский, не нарисует наклейку логотип футбольного клуба «Зенита» и не купит уличную шаверму. Замерзнет Нева, снега занесут проспекты и улицы, обвалятся разводные мосты.

И только перед полуразвалившимся Зимний дворцом можно заметить какое-то движение - это огромный мамонт чешет спину об Александрийскую колонну, цепляет хоботом обломки императорской мебели и, играя, подбрасывает вверх, любуясь тем, как блестит на солнце позолота.

Автор Олег Вихарев

Чтиво
Социальные сети:
Читать Libo.Ru в:


Поделиться: